Самым зловредным в семействе домовых считался овинник. Еще его
звали гуменником. Сидело это черное, лохматое, все в саже существо
в самом дальнем углу овина — сарая, где в старину сушили снопы.
Лишь глаза его днем и ночью сверкали, как у кошки. Все видел, все
примечал этот пронзительный взгляд. Следил за укладкой снопов,
отмечал время, когда приходит пора топить в овине, присматривал,
чтобы огонь не разгорался слишком сильно, чтобы не случился ненароком
пожар. Рачительные хозяева разводили огонь, спросив прежде разрешение
у овинника.
Не позволял овинник мужикам заниматься хозяйственными делами под
большие праздники, топить, когда на улице сильный ветер. Случалось,
так двинет ослушника в бок, что тот долго дух перевести не может.
А «свершив правосудие», овинник довольно хохотал, хлопал в ладошки,
лаял по-собачьи.
Если хозяин относился к овинному духу пренебрежительно, не уважал
и не почитал его, тот мог и сам подпалить овин. Чтобы не случилось
беды, крестьяне старались ублажить его, хотя сделать это было нелегко.
Правда, люди знали, что овинник, как и его сородичи, любит подношения.
С особым удовольствием принимал он жертвенного петуха, кровью которого
окропляли углы помещения. Да и от пирогов не отказывался.
Завершив осенние работы, сбросив последний сноп, мужик, обнажив
голову, кланялся. «Спасибо, батюшка-овинник, — говорил он, — послужил
ты нынче верой и правдой!»
А зимой, на святки, прибегали в опустевший овин в полночь девушки,
чтобы погадать о суженом. Протянет, бывало, девица-красавица руку
в окошко и шепчет: «Овинник-родимчик, суждено ли мне в новом году
замуж идти?»
Прикоснется к ней овинник голой ладошкой — свяжет ее судьба с бедняком.
Погладит мохнатой лапкой — богатым будет муж. А если не коснется
овинник девичьей руки никак — сидеть той еще год в отцовском доме
в девках.