Говорят, домовой и до сих пор живет в каждой деревенской избе,
да не каждому об этом известно. Зовут его дедушкою, хозяином, суседкою,
доможилом, бесом-хороможителем, но это все он - хранитель домашнего
очага, незримый помощник хозяев.
Конечно, он может и во сне щекотать, и греметь по ночам посудою,
или за печкой постукивать, но делает это больше от озорства. Главное
же дело его - досмотр за хозяйством. Домовой видит всякую мелочь,
неустанно заботится и хлопочет, чтобы все было в порядке и наготове:
подсобит работящему, поправит его промах; ему приятен приплод домашних
животных и птицы; он не терпит излишних расходов и сердится на
них - словом, домовой склонен к труду, бережлив и расчетлив. Если
ему жилье по душе, то он служит этой семье, словно в кабалу к ней
пошел.
За эту верность в иных местах его так и называют: доможил.
Зато ленивым и нерадивым он охотно помогает запускать хозяйство,
мучает людей до того, что давит по ночам чуть не до смерти или
сбрасывает с постелей. Впрочем, помириться с рассерженным домовым
не трудно: стоит только подложить под печку нюхательного табаку,
до которого он большой охотник, или сделать любой подарочек: разноцветный
лоскут, горбушку хлеба… Если хозяева своего суседку любят, если
живут с ним в ладу, то нипочем не захотят с ним расстаться, даже
переезжая в новый дом: поскребут под порогом, соберут мусор в совок
- и посыплют его в новой избе, не приметив, как с этим мусором
перебирается на новое место жительства «хозяин». Только надо не
забывать принести ему на новоселье горшок каши и со всем возможным
уважением сказать: «Дедушка домовой, выходи домой. Иди к нам жить!»
Кого домовой всерьез не любит, это пьяниц и простоволосых женщин:
по его старинным воззрениям, каждая замужняя женщина должна непременно
носить платок. А какая рачительная хозяйка ему понравится, о той
он денно и нощно печется: во сне наплетет ей на голове несчетно
маленьких косичек. Ей хлопотно, поди расчеши потом, а ему радость
- приукрасил свою любимицу. Оттого еще зовется он лизун.
Редкий человек может похвалиться, что видал домового. Для этого нужно надеть на себя в Пасхальную ночь лошадиный хомут, покрыться бороной, зубьями на себя, и сидеть между лошадьми целую ночь. Если повезет, то увидишь старичка - маленького, словно обрубочек, всего покрытого седенькой шерстью (даже ладошки у него волосатые), сивого от древности и пыли. Иной раз, чтобы отвести от себя любопытный взор, он примет облик хозяина дома - ну как вылитый! Вообще домовой любит носить хозяйскую одежду, но всегда успевает положить ее на место, как только понадобятся вещи человеку.
Порою домовой до того не терпит, когда за ним подсматривают, что по его указке лошади начинают бить задом по бороне и могут до смерти забить нескромного и любопытного. Гораздо проще домового не увидеть, а услышать: его плач и глухие сдержанные стоны, его мягкий и ласковый, а иногда глухой голос. Иной раз ночью в образе серой, дымчатой кошки навалится на грудь и давит: это он. Тому, кто, проснувшись, поспешит спросить его: «К добру или к худу?» - он ответит человеческим голосом, но тихо, словно ветер листьями прошелестит. Часто гладит он сонных своею мягкой лапою, и тогда не требуется никаких вопросов - и так ясно, что это к добру. Если слышится плач домового, даже в самой избе, - быть покойнику. Когда умирает кто-то из домочадцев, он воет ночью, выражая тем свою непритворную печаль. Смерть самого хозяина предрекает домовой тем, что, садясь за его работу, прикрывает голову его шапкою.
Перед чумою, пожаром и войною домовые выходят из села и воют на выгонах. Если идет большая нежданная беда, дедушка извещает о ее приближении, веля собакам рыть среди двора ямы и выть на всю деревню… Если у трубы на крыше заиграет в заслонку - будет суд из-за какого-нибудь дела и обиды. Обмочит кого-то домовой ночью - заболеет тот человек. Подергает женщину за волосы - остерегайся жена, не вступай в спор с мужем, не то побьет. Загремит домовой в поставце посудой - поосторожнее обращайся с огнем, не урони искру.
К радости суседка скачет, песни мурлычет, смеется; иногда, поигрывая
на гребешке, предупреждает о скорой свадьбе.
Особым расположением всякого домового почему-то пользуются куры.
Поэтому 14 ноября в его честь устраивают курячьи именины - пекут
пироги с курятиной, а корочки бросают в домашний очаг, жертвуя
его хранителю - домовому.
А.Ремизов. Плач домовых
Однажды маленький Чуйко проснулся от того, что послышался ему чей-то
тоненький плач. Вскинул голову - нет, тихо в избе, даже младшая
сестренка крепко спит. И родители спят. И дед с бабкою. Кто же
плачет?
Сунул Чуйко голову под подушку - нет, все равно не уснуть: плач мешает. Разливается он уже на много голосов, да с приговором, с причетом! А может, это на дворе кто-то плачет? Калика перехожий милости просит?
Не выдержал Чуйко, сполз с печки и осторожно, крадучись, выбрался на крылечко.
Пусто во дворе, в небе луна светит. А плач доносится из-за околицы.
Ступил Чуйко босыми ногами в росистую траву и, поеживаясь да подпрыгивая, ринулся со двора. Добежал до околицы - да так и обмер.
Луна высоко поднялась, светло стало, почти как днем, и в этом свете увидал Чуйко каких-то низеньких человечков, которые стояли вдоль околицы и горько плакали на разные голоса. Кто-то из них был похож на крепенького мужичка, кто-то казался старше Чуйкова прадеда. Но все они были одеты по-крестьянски, в рубахи да лапотки. Утирая слезы кулаками, глядели они на небо, и когда Чуйко поднял глаза, он так и обмер, потому что увидал…
Увидел он огромного, в полнеба высотой, всадника на белом коне. Лицо всадника было искажено мученической мукою, потому что его пронзила стрела. Он понукал усталого коня, пытаясь уйти от погони, но она близилась с каждым мгновением, и вот уже Чуйко увидел меховые шапки степняков, разглядел их низкорослых, мохноногих и резвых коней, увидел длинные копья в руках ордынцев. А еще он узнал умирающего всадника. Это был Воля, его отец!
Закричал Чуйко и грянулся оземь без памяти. Рано утром нашла его матушка, которая встала подоить корову да хватилась сына. Кое-как привели мальчишку в сознание. Сначала он только плакал, ни слова сказать не мог, но выпил парного молочка, поуспокоился - и поведал о ночном видении.
К тому времени вокруг полдеревни собралось, и взрослые, выслушав его, молча переглянулись. Они сразу поняли, что видел Чуйко домовых, слышал их причитания. Известно - если домовой плачет ночью, это всегда предвещает беду, а может быть, и смерть хозяина. Что же вещует плач всех деревенских домовушек? И что заставило их, домоседов-доможилов, покинуть свои избы и выйти к околице, рыдать там, словно на пепелище? Уж не грозит ли беда всей деревне?
- Парнишка видел степняков - не их ли надобно опасаться? - сказал Воля, Чуйков отец.
- Сон это и бредни глупые, - зевнул пастух Мушка. - Гоните коровушек в стадо, полно время терять.
- Глупец тот, кто не чтит старых примет и не внемлет разумным советам, - сурово ответил Воля. - Если уж духи жилищ наших возрыдали - не миновать беды. Изготовимся к обороне, односельчане, чтоб не встретить врага с разинутым ртом.
Многие его охотно послушались, многие ворчали и строптивились, однако в конце концов все взялись оружие чистить и боевой припас готовить. На ночь вдоль всей околицы караулы встали… и что же? Напали-таки степняки на деревню!
Только ждали они найти сонных, безоружных людей, а наткнулись на стрелы да копья, да рогатины. Завязался тяжелый бой, длился он целые сутки. Ушли степняки с большим уроном, ну а село удалось отстоять. Воля был ранен стрелою в плечо, но не до смерти.
Терпя боль, улыбнулся Воля перепуганному сыну:
- Это все пустое. Нет на свете воина, кто хоть раз не был ранен. Но когда бы не услышал ты плач домовых, все могло быть куда хуже!
