Жил возле Кангердлугсуатсиака человек по имени Ниумак с женой Куяпигак. Им обоим очень хотелось подыскать для их единственного сына подходящую жену. Ниумак с ранней юности не любил развлечения с песнями и танцами и никогда в них не участвовал. На танцах он обычно отворачивался от танцоров и делал вид, что не замечает их; зато, если намечались борцовские состязания или испытания силы, он непременно был тут как тут. Наконец Ниумак выбрал в жены сыну девушку по имени Савангуак; он и сам очень полюбил свою невестку. Однажды летом он вышел в море на каяке один; он высадился на берег и увидел с холма подходящий корабль. Не теряя времени, он снова сел в каяк и поплыл навстречу. Он подошел к судну вплотную и увидел, что с борта свисает веревочная лестница, а на палубе никого не видно. На его оклики тоже никто не ответил, так что он поднялся на борт и вошел в каюту. Там тоже не было ни души, и он заключил, что экипаж недавно покинул судно, не позаботившись даже свернуть паруса. Когда корабль вошел в пролив между островами и сел на мель, Ниумак покинул его и отправился за лодкой. Он вернулся вместе с семьей и поселился на корабле, и вскоре они обнаружили, что груз его нисколько не пострадал. В каюте они обнаружили бусы — точно такие, какие всегда выменивали у китобоев; они взяли их себе и решили, что страшно разбогатели. Они тщательно осмотрели и груз, но поскольку были совершенно незнакомы с большинством предметов, то высыпали за борт такие вещи, как горох, сахар и патоку. Они забрали с корабля все, что смогли, и даже сорвали паруса с мачт, так как решили покрыть свои шатры сверху парусиной. Все лучшие бусы они отдали Савангуак.
Позже — Савангуак к тому времени уже родила нескольких детей — приехали несколько южан, которых Ниумак пригласил пожить в его доме. В начале зимы умер младенец Савангуак, и все очень горевали. Однажды, когда муж Савангуак был в отлучке, одна отвратительная старуха из южан принялась насмехаться над горюющей матерью — она незаметно для остальных все время показывала ей собственного внука и дразнила. Это, естественно, вызвало у Савангуак подозрения на ее счет. В тот день, когда муж Савангуак должен был вернуться, ее свекровь принесла в дом для проверки все оленьи шкуры. Пока все остальные были заняты просматриванием шкур, Савангуак потихоньку выбежала из дома прогуляться. Видя, что она не возвращается, Куяпигак велела старшим детям: «Пойдите-ка поищите свою золовку». Они скоро вернулись и сказали: «Она не идет в дом». Поскольку она все не шла и не шла, они выбежали все вместе привести ее обратно. Им пришлось пойти по ее следам — подняться на холм, затем спуститься, и наконец они отыскали ее тело неподалеку на дне маленького озерца. Никто не смог вытащить ее; и одновременно на горизонте появился Ниумак; все увидели, как он направляет свой каяк к берегу. Никто, однако, не посмел окликнуть его и рассказать о случившемся; по их молчанию он сам догадался, что что-то неладно, побыстрее выскочил на берег и поспешил к ним. Он оглядел всех, пытаясь понять, в чем дело, и тут кто-то из зевак выкрикнул: «Твоя невестка лежит мертвая на дне этого озера». Без единого слова он бросился вытаскивать ее, а затем испробовал все способы вернуть ее к жизни; но поскольку все было напрасно, он позволил остальным отнести тело в дом. Они внесли ее внутрь, а все свои вещи, согласно обычаю, вынесли наружу. В это время и муж покойной, которого звали Татерак, появился на берегу и радостно крикнул всем, что добыл белуху. Женщина, прислуживавшая в доме, молча спустилась к морю, чтобы принять добычу и помочь охотнику. Он почувствовал, что что-то не так, и попросил ее вытащить его каяк на берег. Она повиновалась хозяину и вытащила лодку, но сделала это торопливо, без обычной осторожности и заботы; он взглянул на нее вопросительно, но не получил разъяснений. На берегу его встретил отец и поведал грустную новость — его жена утопилась. Не раздеваясь, он быстро прошел в дом, и отец с сыном принялись ходить из стороны в сторону по комнате и обсуждать, как им выяснить истинную причину ее смерти. Тем временем кое-кто из остальных начал шептаться: «Ну, мы скоро разделаемся с этой старой каргой», но двое мужчин этого не слышали. Будучи не в состоянии отыскать ни одной причины, они разразились громкими жалобами, к которым присоединились и все остальные — за исключением той самой старой карги, которая была занята тем, что ела матак.
Через некоторое время родившегося в доме младенца назвали Савангуак в честь покойной; и случилось так, что кто-то из домашних Ниумака сказал ему, что люди слышали, как старуха передразнивала и высмеивала тезку малышки. Однажды, когда малышка уже училась ходить, старая карга принялась бранить ее; услышав это, Ниумак и сын его одновременно поднялись со словами: «Теперь мы видим, кто на самом деле виновен». Сказав так, он выплеснул на обнаженную женщину полное ведро ледяной воды, а после выбросил ведро в окно. Ее товарки продолжали тихо сидеть рядком на лавке; но вскоре Ниумак разогнал их всех, вырвал доски, из которых была сделана лавка, и тоже выбросил их наружу, а затем вынес из дома все свое имущество.
Они перебрались оттуда в Кассигиссат, бросив испорченных соседей по дому. Пока они жили в Кассигиссате, туда же в ожидании миграции тюленей перебралось еще несколько семей. Примерно в это время Хабакук — юноша, чьи родители тоже поставили там свои шатры, — плыл однажды на каяке на север в поисках тюленей; внезапно он с удивлением увидел, что к нему приближается лодка, а гребет в ней всего один человек. Хабакук, в свою очередь, подплыл поближе и остановился рядом с лодкой — он был слишком скромен, чтобы первым обратиться к людям в ней. В конце концов заговорила старуха в лодке: «Мы почти умираем с голоду; дай нам кусочек добытого тобой тюленя. Мы плывем от Сакака, где все наши домашние умерли от голода; мы преодолели весь этот путь на юг, ни разу не вытащив лодку на берег для просушки, а единственной нашей пищей были полусухие шкуры с обшивки лодки». Когда она закончила говорить, Хабакук подплыл поближе и сказал: «Ну хорошо, возьмите шкуру моего тюленя с жиром и в придачу печень». Они сразу же попытались втащить тушу в лодку, но были так слабы и истощены, что не сумели этого сделать без его помощи. После этого старуха принялась разделывать тушу и дала каждому по маленькому кусочку жира; утолив на время голод, они поплыли вслед за ним к его дому, где им сразу же подали еду. Однако поначалу они смогли съесть только по чуть-чуть и тут же заснули, попросив предварительно старуху зажечь лампу. Она так и сделала: аккуратно заправила ее маслом и размешала указательным пальцем, поскольку палочки у нее не нашлось. При этом она то и дело восклицала: «Как же долго я мечтала увидеть это!» От сытной пищи странные путешественники начали потихоньку приходить в себя, но долго еще они засыпали временами посреди трапезы. Проснувшись, однако, они снова набрасывались на еду и со временем так растолстели, что были едва в состоянии надеть башмаки. Вскоре после этого они снова засобирались в путь, намереваясь уехать еще дальше на юг.