Недоверчивый взгляд Юноны едва прикоснулся к скользящим над волнами парусам Энея, и тотчас не покидавшее ее с утра раздражение сменилось яростным гневом. С утра она перебирала в гордой и непреклонной

памяти давние и недавние обиды, какие привелось ей принять не только от супруга, но и от смертных. С чувством брезгливости она вспоминала этого красавчика Ганимеда, появлявшегося всегда некстати, и другого, еще более наглого троянца, Париса, презревшего в присутствии соперниц-богинь ее красоту.

«Опять эти троянцы, — подумала Юнона, отводя взгляд от кораблей. — Им мало того, что они улизнули от грозного меча Ахилла. Теперь им вздумалось обосноваться в Италии и воздвигнуть новую Трою как раз против звезды Ливии и Карфагена»

Давно уже бессмертным и смертным было известно, что богиня возлюбила этот основанный тирийцами город более всех других городов. Ради него она оставила свой Самос и доверила ему свою боевую колесницу и доспехи. Она делала все, чтобы возвысить карфагенян, — дала им богатство, власть на морях и славу, догадываясь, однако, что к ним враждебны парки и что они замыслили возвеличить их еще не существовавшего соперника.

— Не будет этого! Не будет! — вырвался из ее груди крик, и сразу же послышался грохот катящейся по склонам Олимпа снежной лавины.