Тень отступила, ликуя. Эней и Сивилла продолжали путь к реке. Впереди стал виден Харон, неопрятный старец с веслом. Души тянули к нему руки, умоляя взять на челн. Одних он пропускал, других отгонял. При виде Энея он выкрикнул грозно:

- Эй, человек! Что ты здесь потерял, средь умерших? Знай, что мой челн для теней предназначен, а людей я возить не обязан. Помню, сколько хлопот мне доставил один, уволокший Цербера от царских дверей, а двое безумцев — страшно сказать! — вознамерились похитить Прозерпину. Остановись! Кому говорю? Дальше ни шагу!

- Не ворчи, старикан, — сказала Сивилла. — Козней мы не таим. Спутник мой вооружен для обороны. Это троянец Эней, прославленный в солнечном мире. Сюда его привело благочестье сыновье. Если преданность сына тронуть тебя не сумеет, гляди!

Сивилла вынула ветвь, скрытую складками платья. Харон, обомлев, залюбовался сиянием листьев. И, мертвых согнав со скамьи, проговорил миролюбиво:

- Сразу бы так и сказала, что имеешь ветвь золотую. Не сетуй, что челн неказист. Он приспособлен для мертвых.

Эней вступил на настил, и суденышко под тяжестью живого тела вошло до бортов в болотную жижу. По мере того как приближался берег, отданный мертвым, громче и яростней лаял Цербер, учуяв живое дыханье.

Дорога вела мимо огромной пещеры, служившей псу конурой. И, содрогаясь от ужаса, Эней узрел три головы на шее, утыканной змеями словно бы шерстью.

- Сейчас я его успокою, — сказала жрица, что-то швырнув в пещеру.