Силой, без волеизъявления народа Тарквиний занял трон, возвеличенный его предшественниками. И начал он с того, что отменил распоряжения Сервия, которые обеспечивали участие в управлении государством всем, кто этого достоин. Он не только приказал унести с Форума медные таблицы, на которых были начертаны законы Сервия, но распорядился их расплавить, чтобы никто никогда не вспоминал о благодетеле плебеев. «Записки» Сервия, хранившиеся в храме богини Фортуны, он тронуть не посмел, однако приказал жрецам никому их не показывать.
Вместо налогов, взимаемых с доходов, Тарквиний ввел поголовную подать, душившую ростки предпринимательства, основу благосостояния общества. Догадываясь, какое ожесточение и ненависть вызовут его действия, он запретил все народные сборища, даже торги и некоторые религиозные церемонии, во время которых народное недовольство могло найти выход.
Теперь Высокомерный не советовался с сенатом ни в малом, ни в большом: самолично объявлял и начинал войну, заключал мир, вступал в союзные отношения с другими государствами, назначал и смещал сенаторов и должностных лиц, посылал к врагам лазутчиков, самовольно распоряжался государственной казной. Подобно современным ему греческим тиранам, он окружил себя вооруженной, слепо повиновавшейся ему стражей. От его воли и любого каприза зависела судьба государства и любого подданного.
И ощутили патриции, недавно злоумышлявшие против Сервия Туллия и помогавшие Тарквинию прийти к власти, его тяжелую руку. Собираясь, они вспоминали о старых добрых временах и осуждали самовластие тирана. Но, странным образом, что бы ни говорилось за закрытыми дверями или на свежем воздухе, немедленно становилось известным во дворце. Словно бы повсюду развесил Тарквиний сотни невидимых ушей. Это были уши рабов и домочадцев, подкупленных Тарквинием, уши тех же сенаторов, ставших тайными доносчиками. Избрав главным своим помощником страх, Тарквиний единолично приговаривал к казни и к изгнанию неугодных и просто подозрительных людей, поощряя всяческим образом льстецов и наушников.
Чтобы занять народ и отвратить его от недовольства и мятежей, царь затеял строительные работы, превосходившие по размаху все, что когда-либо предпринималось в Риме. Цирк Величайший был достроен таким образом, что зрители могли не просто сидеть или лежать на траве, но размещаться на специально воздвигнутых деревянных помостах под раскидываемыми во время жары или зимних дождей полотнищами. Множество сооруженных еще первым Тарквинием каналов для вывода в Тибр нечистот и дождевых потоков были сведены в один крытый канал, рассчитанный на вечность.
Этими сложными и дорогостоящими работами руководили приглашенные со всей Этрурии опытные мастера. Римляне, поставленные под их начало, выполняли самую тяжелую и грязную работу, ничего за нее не получая. К тому же строительная повинность не избавляла от не менее обременительной воинской службы. И хотя Рим при Тарквинии сильно вырос и украсился, плебеи ненавидели тирана и сохраняли в своих песнях трогательную память о царе-благодетеле Сервии Туллии.